Д. Д. Ахшарумов о своих общественно-политических идеалах.

[Автобиографическая записка] (Написана осенью 1848 г.)

Большая часть все несчастья, все жалкое положение наших современников приписывает порче человечества в последние века и удалению его от старых обычаев предков. Такое убежденье, разумеется, происходит от незнания дела, и вообще невежество обнимает еще все человечество до такой степени, что когда людям пока­зывают правду, так и тогда они не только не узнают ее, но смеются и не перестают твердить свои болезненные глупости.

Я думаю, что человечество стало лучше прежнего, выше прежнего и идет постоянно вперед; что нравственность, проповедуемая религиями, имея доброе начало и благую цель, слишком неопределенна, так что самый благонамеренный человек, готовый на все, несмотря на все свое желанье, ничего не может сделать полезного, если будет руководим только одними темными внушениями совести; что равным образом ни к чему не ведут богадельни, приюты, школы... Человеку недостает знания,- вот отчего все мы страдаем и томимся постоянно.

Желанье, потребность выйти из этого состояния произвело науку; страсти, чувствуя себя невыполненными в жизни, создали с помощью ее инструменты и выразились в бесконечных звуках и образах. Наука проясняет наше положение, дает нам понятие о природе, о взаим­ных отношениях нас всех, о страданьях, о причинах страданий, о кончине их и возможности счастия с удалением этих причин и представляет бессмысленным, чтоб мы не перестали страдать, цель ее - осчастливить нас, тогда кончится вся наука, исполнив свое назначенье. Тогда пропадет и искусство, которое представляло только счастье в воображении; нас не займут более идеалы его, потому что все увидим в действительной жизни. Я думаю и убежден, что все это болезненное состояние, все это томленье, все, что мы все поневоле терпим каждый день, происходит оттого, что человек соединился в слишком огромном множестве для устроения общественного своего блага. Что такие соединения, какие представляют наши государства,- деревенские селенья, в которых ничего кроме хлеба, и скопища людей в городах, где ничего кроме фабрик, заключенные, наконец, в управлении своем, в одном ужасном центре - в столице, где люди не перестают страдать, проводят всю жизнь в мученьях и умирают в отвратительных болезнях,- неестественно, безобразно и причиняет беспорядок, бестолковщину. В таком ужасном хаосе не только никто из нас не может выполнить влеченья своей природы, но даже все перебивают один другого, сталкиваются, запутываются, мешают друг другу, и идет ужасная разладица, несмотря на шум, треск и суету, которые постоянно живут в городах. Вот отчего тысячи лет люди устраивали жизнь, писали законы, говорили проповеди, трудились много, долго и до сих пор все несчастны. Оттого миллионы людей, желавших лучшего, не могли достигнуть своей цели. Они делали ужасную ошибку: хотели устроить все переменою одних форм управленья и не заметили того, что государства нельзя устроить,- государство должно погибнуть с его министрами и царями, с его войском, с его столицами, законами и храмами. Необходимо, чтоб вместо него произошли небольшие общества, но которые имели бы в себе целость, полноту, разнообразие, независимость одно от другого и представляли бы, так сказать, интегралы человечества. Чтоб, устроив, обеспечив каждое свою собственную жизнь, производя, вырабатывая материалы, приведя в стройное, гармоническое слияние все страсти человека, они дополнили бы еще все это взаимным сношением между собою и достигли бы, наконец, высшего соединения, совершенства, счастья, апогеи, цели жизни, для которой родила нас природа.

Я думаю, что каждый человек есть единственное созданье не только на земле, но и во всей вселенной, иначе природе не для чего было бы создавать особой личности, а потому каждый носит в себе особые способности, склонности, особый характер, какого ни в ком другом кроме его нет; что каждый человек может единственно быть счастливым вполне тогда, когда ему возможно удовлетворить всем своим страстям; и по той мере, сколько они не удовлетворяются, столько он портится постоянно, и чем меньше получает он того, чего требует его характер, его природа, тем он хуже; так что, наконец, в нашем обществе, где нет выхода его страстям, где все они или сжаты, или принимают безобразное развитие, где он терпит в высшей степени недостаток,- он отвратителен, несносен, зол, раздражителен... потому, что всю жизнь его бесили эти лишения: любовь заменяет разврат, роскошь - воровство, пьянство, интриги - карточная игра, самолюбие - обидчивость, эгоизм. Просто нет средства жить. Вместо занятий, приносящих наслажденья, тяжелые работы в грязных мастерских заваливают нас; болезни, раны обезображивают тело - так проходит вся жизнь. Чтоб это все уничтожить, есть средство одно - фаланстер Фурье, который лучше всех понял природу, разумея это слово в самом обширном смысле. Но каким образом построить фаланстер, в котором переработается, воскреснет и осчастливится все человечество? Нет сомненья, что первое средство - осведомить людей об этом важном открытии, которое переменит все; потом приобресть капитал. Но к этому самое большое препятствие - наше глупое, пустое, злое... пра­вительство. Вопрос приводится к тому, каким образом, получить правительство, терпящее нововведения, gouve-rnement tolerant. Какое правительство может быть таким?

Монархическое неограниченное [уместно] только тогда, когда будет на престоле человек любознательный, благонамеренный и преданный благу всего человечества. Но с нашими негодными, недоверчивыми, всего опасающимися царями и многочисленным их семейством, в котором ни один из членов не обещает ничего доброго, с невежеством министров и всего правительства, решительно нет надежды на такое нововведение. Потому нам нельзя оставить это в таком положении. Надо изменить правление, но осторожно, чтоб не произошел слишком сильный беспорядок, который бы вовлек народ опять в старое. Я думаю так, что если народ нельзя вдруг лишить его любимого предмета, которому он вверился и которым дурачен столько веков, то надо оставить царя для названья, но уж взять его в руки. Надо конституцию, которая дала бы свободу книгопечатания, открытое судопроизводство, устроила б особое министерство для рассмотрения новых проектов о улучшении общественной жизни, и чтоб не было никаких стеснений, никаких вмешательств в дела частных людей, в каком бы числе они не сходились вместе...

Трудно говорить о том, какое правление в России скорее приведет к цели. С одной стороны, если от июльской революции во Франции прошло 18 лет до нынешней революции и их конституционное правленье разрушено не иначе, как трудами 18 лет, то какая вероятность предполагать, чтобы у нас оно не тянулось так же долго со всеми подлостями, интригами и вмешательством пра­вительства в дела частных людей? С другой стороны, стоять непременно и дожидаться упрямо республиканского правленья - значит терять время, потому что конституционное лучше монархического неограниченного.

Пока у нас нет человека, известного всем, у которого был бы авторитет и популярность, то надобно иметь царя, но предоставить ему самые ничтожные преимущества, сказав народу, что он на все имеет право только с согласия его самого; так, например, оставить ему титул, голос его в народном собрании считать за несколько голосов (за 3, даже за 10) и тому подобное, но чтоб у него не было права ни распускать, ни созывать собрание, ни назначать время продолжения его, чтоб войско не было в руках его. Дела все рассматриваются в одной палате, президент избираем на короткое время. Потом, когда собрание получит доверенность народа, то можно обойтись без царя.

Говорить с народом так: Вот, ребята, вы крепостные, вы платите оброк, ходите на барщину. Вы стеснены, у вас нет ничего своего, все - помещичье, теперь он вас может переселить, продать, прогнать, полиция дерет с вас все, что хочет, ваши справедливые жалобы на дворян не слушают, а когда вы сами дотронетесь до дворянина рукой, вас секут за это до смерти и сзывают всех дворников смотреть для примера и страха. А сколько дворян с царем? (дворяне - придворные, дворецкие) - несколько тысяч; а вас сколько всех? - миллионы; так сделайте же вот что: пускай кто из вас потолковее, расскажет все это и многое другое, чего вам недостает и что вы лучше знаете сами, сначала вам, а потом пошлите его в город, туда же пришлют и другие деревни своих толковых людей, чтобы они поговорили; посоветовавшись все вместе, с выборными также горожанами, они выберут из себя тех, которые лучше всех и умеют хорошо говорить. Если, положим, будет в городе всех 300 человек, то они выберут только 3 (по 1 на 100) и пошлют их в губернский город, в котором от всех уездов соберутся человек 50, 60 или более; из них еще выберутся лучшие (на 10 один), так что некоторые губернии пошлют по 5, другие по 6, 10... смотря по уездам и по числу жителей в них. Всего до тысячи человек представителей явятся в Москву, в центр государства, и там уничтожат все дурное...

О распространении между собою. Первое, с чего нам начать,- распространить мнения в своем кругу. Надо приобресть людей различных характеров, различных состояний, мужчин и женщин, кроме того, людей специальных познаний, ученых, людей практических: архитекторов, ремесленников, художников, артистов, военных людей; взять в свои руки университет, лицей, правоведение, училища артиллерийское и инженерное, кадетские корпуса и гимназии... Для этого все мы должны вести жизнь деятельную, стараться узнавать всякого знакомого, иметь при себе готовые книги; самыми лучшими по легкости чтения и по здравому смыслу считаю я «Almanach Phalansterien» и «Democratic pacifique», которые всем и всякому можно читать без приготовленья; надо их выписать несколько экземпляров именно с этою целью. Составлять кружки, библиотеки и, для осторожности, чтобы несколько только человек знали обо всех знакомых, чтоб можно было знать число и силу всех нас. Необходимо тоже выдумать источник капитала. Необходимо тоже иметь частные разговоры, сношения между собой о том, каким образом все это устроить во всех подробностях, и действовать надо не по случаю, а систематически, хотя безо всяких формальностей. Не может быть, чтоб мы так далеко вперед ушли ото всех; отовсюду с разных сторон являются те же самые мысли, которые даже становятся модою между молодыми людьми,- ясно, что это есть влияние, следствие духа времени, который быстро распространяется и обнимает все наше поколенье; и всякий из нас, кто особенным случаем, обстоятельствами какими-нибудь не удален от общества и если у него в душе хоть несколько здравого смысла, легко уже увлечен общим стремлением; поэтому мы должны встретить в нашем кругу много неожиданных радостных явлений, если только разведать его...

«Философские и общественно-политические произведения петрашевцев» М., Госполитиздат, 1953, стр. 671-678.