Наказание студентов

Зимний дворец после пожара был уже давно отстроен, но Николай жил в нем еще в верхнем этаже. Кабинет, в котором он принимал с докладами министров и высших начальников, был очень высокая комната с четырьмя большими окнами. Большой портрет императора Александра I висел на главной стене. Между окнами стояли два бюро. По стенам стояло несколько стульев. В середине комнаты - огромный письменный стол, перед столом- кресло Николая, стулья для принимаемых.

Николай в черном сюртуке без эполет, с полупогончиками; сидел у стола, откинув свой огромный, туго перетянутый по отросшему животу стан, и неподвижно своим безжизненным взглядом смотрел на входивших. Длинное белое лицо с огромным покатым лбом, выступавшим из-за приглаженных височков, искусно соединенных с париком, закрывавшем лысину, было сегодня особенно холодно и неподвижно. Глаза его, всегда тусклые, смотрели тусклее обыкновенного, сжатые губы из-под загнутых кверху усов и подпертые высоким воротником ожиревшие, свежевыбритые щеки с оставленными правильными колбасками бакенбард и прижимаемый к воротнику подбородок придавали его лицу выражение недовольства и даже гнева.

Первого он принял Чернышева.

Постоянная, явная, противная очевидности лесть окружающих его людей довела его до того, что он не видел уже своих противоречий, не сообразовал уже свои поступки и слова с действительностью, с логикой или даже с простым здравым смыслом, а вполне был уверен, что все его распоряжения, как бы они ни были бессмысленны, несправедливы и несогласны между собою, становились и осмысленны, и справедливы, и согласны между собой только потому, что он их делал.

Таково было и его решение о студенте Медико-хирургической академии, о котором после кавказского доклада стал докладывать Чернышев.

Он взял доклад и на поле его написал своим крупным почерком:

«Заслуживает смертной казни. Но, слава богу, смертной казни у нас нет. И не мне вводить ее. Провести 12 раз сквозь тысячу человек. Николай». Подписал он своим неестественным, огромным росчерком.

Николай знал, что двенадцать тысяч шпицрутенов была не только верная, мучительная смерть, но излишняя жестокость, так как достаточно было пяти тысяч ударов, чтобы убить самого сильного человека, но ему приятно было быть неумолимо жестоким и приятно было думать, что у нас нет смертной казни.

Написав свою резолюцию о студенте, он подвинул ее Чернышеву.

- Вот, - сказал он, - прочти.

Чернышев прочел и, в знак почтительного удивления мудрости решения, наклонил голову.

- Да вывести всех студентов на плац, чтобы они присутствовали при наказании, - прибавил Николай.

«Им полезно будет. Я выведу этот революционный дух, вырву с корнем», - подумал он.

Л. Н. Толсто и. Хаджи-Мурат. М., 1954, стр. 76-84.