6 января 1852 года Шамиль возвращался домой... На имаме не было ничего блестящего, золотого или серебряного, и высокая, прямая могучая фигура его, в одежде без украшений, окруженная мюридами с золотыми и серебряными украшениями на одежде и оружии, производила то самое впечатление величия, которое он желал и умел производить в народе. Бледное, окаймленное подстриженной рыжей бородой лицо его с постоянно сощуренными маленькими глазами было как каменное, совершенно неподвижно. Проезжая по аулу, он чувствовал на себе тысячи устремленных глаз, но его глаза не смотрели ни на кого.
Проехав аул, Шамиль въехал в большой двор. Двор этот был полон народа. Тут были люди, пришедшие из дальних мест по своим делам, были и просители, были и вытребованные самим Шамилем для суда и решения. При въезде Шамиля все находившиеся на дворе встали и почтительно приветствовали имама, прикладывая руки к груди. Некоторые стали на колени и стояли так все время, пока Шамиль проезжал двор от одних, внешних, ворот до других, внутренних. Хотя Шамиль и узнал среди дожидавшихся его много неприятных ему лиц и много скучных просителей, требующих заботы о них, он, с тем же неизменно каменным лицом, проехал мимо них и, въехав во внутренний, двор, слез у галереи своего помещения, при въезде в ворота налево.
После напряжения похода, не столько физического, сколько духовного, потому что Шамиль, несмотря на гласное признание своего похода победой, знал, что поход его был неудачен, что много аулов чеченских сожжены и разорены и, переменчивый, легкомысленный народ, чеченцы колеблются, и некоторые из них, ближайшие к русским, уже готовы перейти к ним. Все это было тяжело, против этого надо было принять меры, но в эту минуту Шамилю ни о чем не хотелось думать.
Л. Н. Толстой. Хаджи-Мурат. Избранные повести и рассказы, т. II. М., ОГИЗ, 1947, стр. 435 - 437.