Выдающийся памятник русского архитектурного ампира
Захаров создает ясную, но богатую композицию фасада, с редкими ударными точками и длинными спокойными цезурами, с несколькими центрами и повторными мотивами, композицию, которая стянута к центру, но не подавлена знаменитой Адмиралтейской иглой.
Русский мастер прошел школу архитектурного мастерства у лучших архитекторов Запада XVIII века, развил в себе способность обобщения, «геометрическое чутье», но он не потерял исконной русской способности приноравливаться к жизненным условиям, представлять себе часть во всем многообразии ее соотношений с целым, чувствовать гармонию, разлитую в различных явлениях мира, - и это русское понимание жизни позволило создать ему замечательный памятник, равного которому не знает ни одна европейская столица.
Основная черта архитектурной композиции Адмиралтейства- это широко растянутая горизонталь и могучий размах двух его крыльев. В Адмиралтействе не чувствуется ни чрезмерного усилия, ни напряжения, ни угрожающей суровости. Оно проникнуто тем эпическим спокойствием и выражением непоколебимой силы, которые всегда были свойственны лучшим памятникам русской архитектуры. В этом смысле можно утверждать, что старый шпиль Адмиралтейства, мастерски включенный Захаровым в свою постройку, в сопоставлении с его горизонталью выглядит как необходимая глазу вертикаль, которую мы привыкли постоянно находить в родном пейзаже. В этом шпиле нет готической стремительности: блистая своим золотом, образуя яркое светлое пятно, он всего лишь утверждает организующий центр противопоставленный горизонтали всего здания, вносит мягкую но мощную гармонию в общую картину. В почти полукилометровой протяженности всего здания, которое не в силах охватить одним взглядом человек, есть что-то стихийное, нечеловеческое, как в природе, но своей строгой упорядоченностью и стянутостью к центру все оно выглядит как утверждение красоты дела рук человеческих и торжественно организующего духа. Превосходно включив свою постройку в пейзаж у невских берегов, Захаров примкнул к традициям древнерусских зодчих, но, как человек послепетровской, послеломоносовской поры, он строит не так стихийно, как создатели древнерусских городов и монастырей, но в строгом соответствии с той идеей разумности, которую принес в Россию век Просвещения.
«Книга для чтения по истории живописи, скульптуры, архитектуры». М., Учпедгиз, 1961, стр. 327-330.