Встреча Тараса Шевченко с киргизами

Приглашение Курмангазы не застало его врасплох.

Мглистый сероватый рассвет, исполосованный розовыми лучами, робко поднимался над степью, когда Шевченко выехал из Орска. Фуражный обоз с «хлебным ухвостьем» - пухлыми чувалами, наполненными мякиной и отрубями, - двинулся ему навстречу. Шевченко, резко дернув повод, объехал его, чтобы не разговаривать с обозными. В воздухе стоял, смешиваясь с запахом известки, - белили казармы - сыроватый хлебный дух.

Тарасу Григорьевичу помогли сойти с коня и привели в юрту, где ждал его Курмангазы. Прошел год, но ничто в нем не переменилось, между тем, по слухам, жизнь его не была спокойной. Та же самоуглубленность, странно сочетающаяся с наблюдательным вниманием ко всему, и к нему, Шевченко, но с вниманием не новым и лишенным порывистости, будто весь год он откуда-то наблюдал за солдатом и хорошо его знал. И в том, как пригласил он его сесть и налил ему кумыса, было что-то от знания его, исполненное того доверия, которое не терпит пустой вежливости.

Старик вдруг озорно усмехнулся и кого-то громко позвал. В юрту, слегка отдернув пожелтевшую от кизячьего дыма кошму, скорее прополз, чем пролез, молодой, очень добрый лицом киргиз, с саблей на боку. Он оказался переводчиком.

Курмангазы отпустил переводчика и повел солдата к собравшимся.

Шевченко сделал, что обещал, - он рассказал о царе; надсмеялся над дворцом в тысячу комнат, в которых царь бродит топорной тенью; над парадами, где маршируют, одеревенев в усердии, недавние мужики, продаваемые, как псы, барином. Он посмеялся над цареугодником-башкиром, приведшим его сюда, над здешними дворцовыми горе-подражателями и, переведя рассказ в сказку, начал о дальнем царстве, где торжествует людское братство. В нем превыше всего товарищество, осуждена корысть, нет богатеев. При этом он внутренне улыбнулся, укоряя себя за неосторожность, - очень уж хотелось поколебать... если не трон, так каноны в воззрении степняков, - да и перед Фурье ничем он не обязан и волен на свой лад рисовать, каким должно быть это братство. И поможет ему сейчас опыт восточных сказок, - пусть уж Курмангазы, переводи, приблизит сказку к свершению... Вообще же чудесно все: и само это тихое сборище степняков в кругу, закрытом конями - одномастными по обычаю, в попонах одного цвета, и Курмангазы, готовящийся переложить по-своему на кияке его речь, и весенний луг, выбранный для встречи за укромную озерную пойму и завесу кустов.

Под вечер Шевченко должен был уехать. Он скрылся как мог незаметно, простившись только с певцом, провожаемый тем же молодым переводчиком.

Б. Вадецкий. Полнозвучность. М., «Советский писатель», 1964, стр. 474, 476, 477, 478.