Первое время настроение польского общества было приподнятое и бодрое. Говорили о победах, о каком-то Ружицком, который становится во главе волынских отрядов, о том, что Наполеон пришлет помощь.
Недели через две или три прошли слухи о стычках под Киевом. В семье Рыхлинских водворилась тяжелая тревога.
Вскоре в пансионе стало известно, что все три брата участвовали в стычке и взяты в плен. Старший ранен казацкой пикой в шею... Вся семья гордо несла свое горе, ожидая новых ударов судьбы.
Восстание нигде не удавалось, Наполеон не приходил, мужики даже в Польше неохотно приставали к «рухавке», а в других местах жестоко расправлялись с восставшими панами.
Однажды мне пришлось увидеть поезд с захваченными пленными. На длинных возах с «драбинами», в каких возят снопы, сидели кучей повстанцы, некоторые с повязанными головами и руками на перевязях. Лица у раненых были бледны. У одного на повязке виднелись пятна крови. Впереди сидели мужики, погонявшие лошадей, а по бокам верхами скакали такие же мужики-конвоиры. Сочувствие городского большинства было на стороне пленников. Молодые горничные плевали в гарцевавших на своих клячах победителей, а те насмешливо потряхивали чупринами и заламывали бараньи шапки.
Тюрьма, помещавшаяся на тесной, узенькой Чуднотской улице, скоро была переполнена этими пленниками, и для содержания просто «подозрительных» и «неблагонадежных», нанимали помещения у частных лиц.
Казней в нашем городе, если не ошибаюсь, было три.
Я помню только одну. Казнили бывшего офицера, кажется, Стройновского.
Умирал он с горечью и сожалением, но мужественно и гордо.
Романтизм, которым питалось настроение восставшей тогда панской молодежи, - плохая военная школа. Они вдохновлялись умершим прошлым, тенями жизни, а не самой жизнью...
В. Г. Короленко. История моего современника, кн I. M., «Художественная литература», 1948, стр. 95, 96, 97, 98.